Перевод текста pygmalion 9 класс – Spotlight 9. Английский в фокусе. 9 класс. Книга для чтения. Пигмалион. Ваулина Ю.Е. и др. — Учебники по английскому языку

Шоу Бернард — Пигмалион перевод Калашниковой

БЕРНАРД ШОУ

ПИГМАЛИОН

ПЕРЕВОД Е.
КАЛАШНИКОВОЙ

РOMAH В ПЯТИ ДЕЙСТВИЯХ

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Ковент-гарден. Летний вечер. Дождь как
из ведра. Со всех сторон отчаянный рев
автомобильных сирен. Прохожие бегут к
рынку и к церкви св. Павла, под портиком
которой уже укрылось несколько человек,
в том числе пожилая дама с дочерью, обе
в вечерних туалетах. Все с досадой
всматриваются в потоки дождя, и только
один человек, стоящий спиной к остальным,
по-видимому, совершенно поглощен
какими-то отметками, которые он делает
в записной книжке. Часы бьют четверть
двенадцатого.

Д о ч ь (стоит между двумя средними
колоннами портика, ближе к левой). Я
больше не могу, я вся продрогла. Куда
девался Фредди? Полчаса прошло, а его
все нет.
М а т ь (справа от дочери).
Ну, уж не полчаса. Но все-таки пора бы
ему привести такси.
П р о х о ж и й
(справа от пожилой дамы). Это вы и не
надейтесь, леди: сейчас ведь все из
театров едут; раньше половины двенадцатого
ему такси не достать.
М а т ь. Но нам
необходимо такси. Не можем же мы стоять
здесь до половины двенадцатого. Это
просто возмутительно.
П р о х о ж и й.
Да я-то тут при чем?
Д о ч ь. Будь у
Фредди хоть капля сообразительности,
он взял бы такси у театра.
М а т ь. Чем
он виноват, бедный мальчик?
Д о ч ь.
Другие ведь достают. Почему же он не
может?

Со стороны Саутгемптон-стрит влетает
Фредди и становится между ними, закрыв
зонтик, с которого стекает вода. Это
молодой человек лет двадцати; он во
фраке, брюки у него внизу совершенно
мокрые.

Д о ч ь. Так и не достал такси?
Ф р е д
д и. Нет нигде, хоть умри.
М а т ь. Ах,
Фредди, неужели совсем, совсем нет? Ты,
наверно, плохо искал.
Д о ч ь. Безобразие.
Уж не прикажешь ли нам самим идти за
такси?
Ф р е д д и. Я же вам говорю, нигде
ни одного нет. Дождь пошел так неожиданно,
всех застигло врасплох, и все бросились
к такси. Я прошел до самого Чэринг-кросс,
а потом в другую сторону, почти до
Ледгейт-цирка, и ни одного не встретил.

М а т ь. А на Трафальгар-сквер был?
Ф
р е д д и. На Трафальгар-сквер тоже ни
одного нет.
Д о ч ь. А ты там был?
Ф р
е д д и. Я был на Чэрингкросском вокзале.
Что ж ты хотела, чтоб я до Гаммерсмита
маршировал под дождем?
Д о ч ь. Нигде
ты не был!
М а т ь. Правда, Фредди, ты
как-то очень беспомощен. Ступай снова
и без такси не возвращайся.
Ф р е д д
и. Только зря вымокну до нитки.
Д о ч
ь. А что же нам делать? По-твоему, мы всю
ночь должны простоять здесь, на ветру,
чуть не нагишом? Это свинство, это эгоизм,
это…
Ф р е д д и. Ну ладно, ладно, иду.
(Раскрывает зонтик и бросается в
сторону Стрэнда, но по дороге налетает
на уличную цветочницу, торопящуюся
укрыться от дождя, и вышибает у нее из
рук корзину с цветами.)

В ту же секунду сверкает молния, и
оглушительный раскат грома как бы
аккомпанирует этому происшествию.

Ц в е т о ч н и ц а. Куда прешь, Фредди!
Возьми глаза в руки!
Ф р е д д и. Простите.
(Убегает.)
Ц в е т о ч н и ц а (подбирает
цветы и укладывает их в корзинку). А
еще образованный! Все фиалочки в грязь
затоптал. (Усаживается на плинтус
колонны справа от пожилой дамы и
принимается отряхивать и расправлять
цветы.)

Ее никак нельзя назвать привлекательной.
Ей лет восемнадцать — двадцать, не больше.
На ней черная соломенная шляпа, сильно
пострадавшая на своем веку от лондонской
пыли и копоти и едва ли знакомая со
щеткой. Волосы ее какого-то мышиного
цвета, не встречающегося в природе: тут
явно необходимы вода и мыло. Порыжелое
черное пальто, узкое в талии, едва доходит
до колен; из-под него видна коричневая
юбка и холщовый фартук. Башмаки, видно,
также знали лучшие дни. Без сомнения,
она по-своему чистоплотна, однако рядом
с дамами решительно кажется замарашкой.
Черты лица у нее недурны, но состояние
кожи оставляет желать лучшего; кроме
того, заметно, что она нуждается в услугах
дантиста.

М а т ь. Позвольте, откуда вы знаете, что
моего сына зовут Фредди?
Ц в е т о ч н
и ц а. А, так это ваш сын? Нечего сказать,
хорошо вы его воспитали… Разве это
дело? Раскидал у бедной девушки все
цветы и смылся, как миленький! Теперь
вот платите, мамаша!
Д о ч ь. Мама,
надеюсь, вы не сделаете ничего подобного.
Еще недоставало!
М а т ь. Подожди,
Клара, не вмешивайся. У тебя есть мелочь?

Д о ч ь. Нет. У меня только шестипенсовик.

Ц в е т о ч н и ц а (с надеждой). Вы
не беспокойтесь, у меня найдется сдачи.

М а т ь (дочери). Дай сюда. Дочь
неохотно расстается с монетой. Так.
(Девушке.) Вот вам за цветы, моя милая.

Ц в е т о ч н и ц а. Дай вам бог здоровья,
леди.
Д о ч ь. Возьмите у нее сдачи. Эти
букетики стоят не больше пенни.
М а т
ь. Клара, тебя не спрашивают. (Девушке.)
Сдачи не надо.
Ц в е т о ч н и ц а. Дай
вам бог здоровья.
М а т ь. А теперь
скажите мне, откуда вы знаете, как зовут
этого молодого человека?
Ц в е т о ч н
и ц а. А я и не знаю.
М а т ь. Я слышала,
как вы его назвали по имени. Не пытайтесь
обмануть меня.
Ц в е т о ч н и ц а. Очень
мне нужно вас обманывать. Я просто так
сказала. Ну, Фредди, Чарли — надо же
как-нибудь назвать человека, если хочешь
быть вежливым. (Усаживается возле
своей корзины.)
Д о ч ь. Зря выбросили
шесть пенсов! Право, мама, уж от этого
вы могли бы Фредди избавить. (Брезгливо
отступает за колонну.)

Пожилой джентльмен- приятный тип
старого армейца — взбегает по ступеням
и закрывает зонтик, с которого течет
вода. У него, так же как у Фредди, брюки
внизу совсем мокрые. Он во фраке и легком
летнем пальто. Становится на свободное
место у левой колонны, от которой только
что отошла дочь.

Д ж е н т л ь м е н. Уфф!
М а т ь (джентльмену).
Скажите, пожалуйста, сэр, все еще не
видно никакого просвета?
Д ж е н т л ь
м е н. К сожалению, нет. Дождь только что
полил еще сильнее. (Подходит к тому
месту, где сидит цветочница, ставит ногу
на плинтус и, нагнувшись, подвертывает
мокрую штанину.)
М а т ь. Ах, боже
мой! (Жалобно вздыхает и отходит к
дочери.)
Ц в е т о ч н и ц а (спешит
воспользоваться соседством пожилого
джентльмена, чтобы установить с ним
дружеские отношения). Раз полил
сильнее, значит скоро пройдет. Не
расстраивайтесь, кэптен, купите лучше
цветочек у бедной девушки.
Д ж е н т л
ь м е н. Сожалею, но у меня нет мелочи.
Ц
в е т о ч н и ц а. А я вам разменяю, кэптен.

Д ж е н т л ь м е н. Соверен? У меня других
нет.
Ц в е т о ч н и ц а. Ух ты! Купите
цветочек, кэптен, купите. Полкроны я
могу разменять. Вот возьмите этот — два
пенса.
Д ж е н т л ь м е н. Ну, девочка,
только не приставать, я этого не люблю.
(Роется в карманах.) Право же, нет
мелочи… Погодите, вот полтора пенса,
если это вас устроит… (Отходит к другой
колонне.)
Ц в е т о ч н и ц а (она
разочарована, но все-таки решает, что
полтора пенса лучше, чем ничего).
Спасибо вам, сэр.
П р о х о ж и й
(цветочнице). Ты смотри, взяла деньги,
так дай ему цветок, а то вон тот тип стоит
и записывает каждое твое слово.

Все оборачиваются к человеку с записной
книжкой.

Ц в е т о ч н и ц а (вскакивает в страхе).
А что же я такого сделала, если поговорила
с джентльменом? Продавать цветы не
запрещается. (Плаксиво.) Я честная
девушка! Вы все видели, я только попросила
его купить цветочек.

Общий шум; большинство публики настроено
сочувственно к цветочнице, но не одобряют
ее чрезмерную впечатлительность. Пожилые
и солидные успокоительно треплют ее по
плечу, подбодряя репликами вроде: —
Ну-ну, не реви! — Кому ты нужна, никто тебя
не тронет. Нечего скандал поднимать.
Успокойся. Будет, будет! — и т. д. Менее
терпеливые цыкают на нее и сердито
спрашивают, чего собственно она орет?
Те, которые стояли поодаль и не знают,
в чем дело, протискиваются поближе и
еще увеличивают шум расспросами и
объяснениями: — Что случилось? — Что она
сделала? — А он где? — Да вот засыпалась.
Как, вон тот? — Да, да, стоит у колонны.
Она у него деньги выманила, и т. д.
Цветочница, оглушенная и растерянная,
пробирается сквозь толпу к пожилому
джентльмену и жалобно кричит.

Ц в е т о ч н и ц а. Сэр, сэр, скажите ему,
чтобы он на меня не заявлял. Вы не знаете,
чем это пахнет. За приставанье к
джентльменам у меня отберут свидетельство,
выкинут меня на
улицу. Я…

Человек с записной книжкой подходит
к ней справа, и за ним теснятся все
остальные.

Ч е л о в е к  с  з а п и с н о й  к
н и ж к о й. Но-но-но! Кто вас трогал, глупая
вы девушка? За кого вы меня принимаете?

П р о х о ж и й. Все в порядке. Это
джентльмен — обратите внимание на его
ботинки. (Человеку с записной книжкой,
пояснительно.) Она думала, сэр, что вы
шпик.
Ч е л о в е к  с  з а п и с н о
й  к н и ж к о й (с интересом). А что
это такое — шпик?
П р о х о ж и й (теряясь
в определениях). Шпик — это… ну, шпик,
и все тут. Как же иначе сказать? Ну, сыщик,
что ли.
Ц в е т о ч н и ц а (все еще
плаксиво). Вот хоть на библии поклясться,
не говорила ему ничего!..
Ч е л о в е к 
с  з а п и с н о й  к н и ж к о й
(повелительно, но без злобы). Да
замолчите же вы наконец! Разве я похож
на полицейского?
Ц в е т о ч н и ц а
(далеко не успокоенная). А зачем же
вы все записывали? Почем я знаю, правду
вы записали или нет? Вот покажите, что
у вас там про меня написано.

Он раскрывает свою записную книжку и
несколько секунд держит ее перед носом
девушки; при этом толпа, силясь заглянуть
через его плечо, напирает так, что более
слабый человек не удержался бы на ногах.

Это что такое? Это не по-нашему написано.
Я тут ничего не разберу.
Ч е л о в е к 
с  з а п и с н о й  к н и ж к о й. А я
разберу. (Читает, в точности подражая
ее выговору.) Ни расстрайвтись, кэптен;
купити луччи цвиточик у бедны девушки.

Ц в е т о ч н и ц а (в испуге). Это
что я его назвала «кэптен»? Так я же
ничего дурного не думала. (Джентльмену.)
Ой, сэр, скажите ему, чтобы он на меня не
заявлял. Скажите…
Д ж е н т л ь м е н.
Как заявлял? Не нужно ничего заявлять.
(Человеку с записной книжкой.) В
самом деле, сэр, если вы детектив и хотели
оградить меня от уличных приставаний,
то заметьте, что я вас об этом не просил.
У девушки ничего дурного не было на уме,
всякому ясно.
Г о л о с а  в  т о л
п е (выражая общий протест против
системы полицейского сыска). И очень
даже просто! — Вам-то что до этого? Вы
знайте свое дело. Верно, выслужиться
захотел. Где это видано, записывать за
человеком каждое слово! — Девушка с ним
и не заговаривала. А хоть бы и заговорила!
— Хорошее дело, уже нельзя девушке
спрятаться от дождя, чтоб не нарваться
на оскорбление… (И т. д. и т. п.)
 

Наиболее сочувственно настроенные
ведут цветочницу обратно к колонне, и
она снова усаживается на плинтус,
стараясь побороть свое волнение.

П р о х о ж и й. Да он не шпик. Просто
въедливый тип какой-то, вот и все. Я вам
говорю, обратите внимание на ботинки.

Ч е л о в е к  с  з а п и с н о й 
к н и ж к о й (обернувшись к нему, весело).
Кстати, как поживают ваши родственники
в Селси?
П р о х о ж и й (подозрительно).
Откуда вы знаете, что мои родственники
живут в Селси?
Ч е л о в е к  с  з
а п и с н о й  к н и ж к о й. Не важно,
откуда. Но ведь это так? (Цветочнице.)
А вы как попали сюда, на восток? Вы ведь
родились в Лиссонгров.
Ц в е т о ч н и
ц а (с испугом). Что ж тут дурного,
если я уехала из Лиссонгров? Я там в
такой конуре жила, хуже собачьей, а плата
— четыре шиллинга шесть пенсов в неделю…
(Плачет.) Ой-о-о-ой…
Ч е л о в е к 
с  з а п и с н о й  к н и ж к о й. Да
живите вы где хотите, только перестаньте
ныть.
Д ж е н т л ь м е н (девушке).
Ну полно, полно! Он вас не тронет; вы
имеете право жить где вам заблагорассудится.

С а р к а с т и ч е с к и  н а с т р о е
н н ы й  п р о х о ж и й (протискиваясь
между человеком с записной книжкой и
джентльменом). Например, на Парк-лэйн.
Послушайте, я бы не прочь потолковать
с вами о жилищном вопросе.
Ц в е т о ч
н и ц а (пригорюнившись над своей
корзиной, обиженно бормочет себе под
нос). Я не какая-нибудь, я честная
девушка.
С а р к а с т и ч е с к и й  п
р о х о ж и й (не обращая на нее внимания).
Может быть, вы знаете, откуда я родом?

Ч е л о в е к  с  з а п и с н о й 
к н и ж к о й (без запинки). Из Хокстона.

Смешки в толпе. Общий интерес к фокусам
человека с записной книжкой явно
возрастает.

С а р к а с т и ч е с к и й  п р о х о ж и
й (удивленно). Черт возьми! Так и
есть. Слушайте, да вы в самом деле
всезнайка.
Ц в е т о ч н и ц а (все еще
переживая свою обиду). И никакого он
права не имеет лезть! Да, никакого
права…
П р о х о ж и й (цветочнице).
Факт, никакого. И ты ему так не спускай.
(Человеку с записной книжкой.)
Послушайте, по какому это вы праву все
знаете о людях, которые не желают иметь
с вами дела? Есть у вас письменное
разрешение?
Н е с к о л ь к о  ч е л о
в е к  и з  т о л п ы (видимо,
ободренные этой юридической постановкой
вопроса). Да, да, есть у вас разрешение?

Ц в е т о ч н и ц а. А пускай его говорит,
что хочет. Не стану я с ним связываться.

П р о х о ж и й. Все потому, что мы для
вас — тьфу! Пустое место. С джентльменом
вы бы себе таких штук не позволили.
С
а р к а с т и ч е с к и й  п р о х о ж и й.
Да, да! Если уж вам пришла охота поворожить,
скажите-ка — откуда вот он взялся?
Ч е
л о в е к  с  з а п и с н о й  к н и
ж к о й. Челтенхем, Харроу, Кембридж, а
впоследствии Индия.
Д ж е н т л ь м е
н. Совершенно верно.

Общий хохот. Теперь сочувствие явно
на стороне человека с записной книжкой.
Восклицания вроде: — Все знает! — Так
прямо и отрезал. Слыхали, как он этому
длинному расписал, откуда он? — и т. д.

Простите, сэр, вы, вероятно, выступаете
с этим номером в мюзик-холле?
Ч е л о
в е к  с  з а п и с н о й  к н и ж к
о й. Пока нет. Но я уже подумывал об этом.

Дождь перестал; толпа понемногу
начинает расходиться.

Ц в е т о ч н и ц а (недовольная переменой
общего настроения в пользу обидчика).
Джентльмены так не делают, да, не обижают
бедную девушку!
Д о ч ь (потеряв
терпение, бесцеремонно проталкивается
вперед, оттеснив пожилого джентльмена,
который вежливо отступает за колонну).
Но где же, наконец, Фредди? Я рискую
схватить воспаление легких, если еще
постою на этом сквозняке.
Ч е л о в е
к  с  з а п и с н о й  к н и ж к о й
(про себя, поспешно делая отметку в
своей книжке). Эрлскорт.
Д о ч ь
(гневно). Прошу вас держать ваши
дерзкие замечания при себе.
Ч е л о в
е к  с  з а п и с н о й  к н и ж к о
й. А я разве сказал что-нибудь вслух?
Прошу извинить меня. Это вышло невольно.
Но ваша матушка, несомненно, из Эпсома.

М а т ь (становится между дочерью и
человеком с записной книжкой). Скажите
как интересно! Я действительно выросла
в Толсталеди-парк близ Эпсома.
Ч е л
о в е к  с  з а п и с н о й  к н и ж
к о й (шумно хохочет). Ха-ха-ха! Ну и
название, черт дери! Простите. (Дочери.)
Вам, кажется, нужно такси?
Д о ч ь. Не
смейте обращаться ко мне!
М а т ь. Прошу
тебя, Клара!

Дочь вместо ответа сердито пожимает
плечами и с надменным выражением отходит
в сторону.

Мы были бы вам так признательны, сэр,
если б вы нашли для нас такси.
Человек
с записной книжкой достает свисток.
О,
благодарю вас. (Идет за дочерью.)

Человек с записной книжкой издает
пронзительный свист.

С а р к а с т и ч е с к и й  п р о х о ж и
й. Ну вот вам. Я же говорил, что это
переодетый шпик.
П р о х о ж и й. Это не
полицейский свисток; это спортивный
свисток.
Ц в е т о ч н и ц а (все еще
страдая от оскорбления, нанесенного ее
чувствам). Не смеет он у меня отбирать
свидетельство! Мне так же нужно
свидетельство, как и всякой леди.
Ч е
л о в е к  с  з а п и с н о й  к н и
ж к о й. Вы, может быть, не заметили — дождь
уже минуты две как перестал.
П р о х о
ж и й. А ведь верно. Что же вы раньше не
сказали? Мы бы не теряли тут время, слушая
ваши глупости! (Уходит по направлению
к Стрэнду.)
С а р к а с т и ч е с к и й 
п р о х о ж и й. Я вам скажу, откуда вы
сами. Из Бидлама. Вот и сидели бы там.
Ч
е л о в е к  с  з а п и с н о й  к н
и ж к о й (услужливо). Бедлама.
С а
р к а с т и ч е с к и й  п р о х о ж и й
(стараясь весьма изысканно произносить
слова). Спасибо, господин учитель.
Ха-ха!Будьте здоровы. (С насмешливой
почтительностью притрагивается к шляпе
и уходит.)
Ц в е т о ч н и ц а. Зря
только людей пугает. Самого бы его
пугнуть как следует!
М а т ь. Клара,
уже совсем прояснилось. Мы можем дойти
до автобуса. Идем. (Подбирает юбку и
торопливо уходит в сторону Стрэнда.)

Д о ч ь. Но такси…

Мать уже не слышит ее.

Ах, как все это скучно! (Сердито идет
за матерью.)

Все уже разошлись, и под портиком
остались только человек с записной
книжкой, пожилой джентльмен и цветочница,
которая возится со своей корзинкой и
по-прежнему бормочет что-то себе в
утешение.

Ц в е т о ч н и ц а. Бедная ты девушка! И
так жизнь нелегкая, а тут еще всякий
измывается.
Д ж е н т л ь м е н (вернувшись
на прежнее место — слева от человека с
записной книжкой). Позвольте спросить,
как вы это делаете?
Ч е л о в е к  с 
з а п и с н о й  к н и ж к о й. Фонетика
— и только. Наука о произношении. Это моя
профессия и в то же время мой конек.
Счастлив тот, кому его конек может
доставить средства к жизни! Нетрудно
сразу отличить по выговору ирландца
или йоркширца. Но я могу с точностью до
шести миль определить место рождения
любого англичанина. Если это в Лондоне,
то даже с точностью до двух миль. Иногда
можно указать даже улицу.
Ц в е т о ч
н и ц а. Постыдился бы, бессовестный!
Д
ж е н т л ь м е н. Но разве это может дать
средства к жизни?
Ч е л о в е к  с 
з а п и с н о й  к н и ж к о й. О да. И
немалые. Наш век — это век выскочек. Люди
начинают в Кентиштауне, живя на восемьдесят
фунтов в год, и кончают на Парк-лэйн с
сотней тысяч годового дохода. Они хотели
бы забыть про Кентиштаун, но он напоминает
о себе, стоит им только раскрыть рот. И
вот я обучаю их.
Ц в е т о ч н и ц а.
Занимался бы своим делом, вместо того
чтоб обижать бедную девушку…
Ч е л о
в е к  с  з а п и с н о й  к н и ж к
о й (рассвирепев). Женщина! Немедленно
прекратите это омерзительное нытье или
поищите себе приют у дверей другого
храма.
Ц в е т о ч н и ц а (неуверенно-вызывающе).
Я имею такое же право сидеть тут, как и
вы.
Ч е л о в е к  с  з а п и с н о й 
к н и ж к о й. Женщина, которая издает
такие уродливые и жалкие звуки, не имеет
права сидеть нигде… вообще не имеет
права жить! Вспомните, что вы — человеческое
существо, наделенное душой и божественным
даром членораздельной речи, что ваш
родной язык — это язык Шекспира, Мильтона
и Библии! И перестаньте квохтать, как
осипшая курица.
Ц в е т о ч н и ц а
(совершенно обалдевшая, не решаясь
поднять голову, смотрит на него исподлобья,
со смешанным выражением изумления и
испуга). У-у-ааааа-у!
Ч е л о в е к 
с  з а п и с н о й  к н и ж к о й (хватаясь
за карандаш). Боже правый! Какие звуки!
(Торопливо пишет; потом откидывает
голову назад и читает, в точности
воспроизводя то же сочетание гласных).
У-у-ааааа-у!
Ц в е т о ч н и ц а (представление
ей понравилось, и она хихикает против
воли). Ух ты!
Ч е л о в е к  с  з
а п и с н о й  к н и ж к о й. Вы слышали
ужасное произношение этой уличной
девчонки? Из-за этого произношения она
до конца своих дней обречена оставаться
на дне общества. Так вот, сэр, дайте мне
три месяца сроку, и я сделаю так, что эта
девушка с успехом сойдет за герцогиню
на любом посольском приеме. Мало того,
она сможет поступить куда угодно в
качестве горничной или продавщицы, а
для этого, как известно, требуется еще
большее совершенство речи. Именно такого
рода услуги я оказываю нашим новоявленным
миллионерам. А на заработанные деньги
занимаюсь научной работой в области
фонетики и немного — поэзией в мильтоновском
вкусе.
Д ж е н т л ь м е н. Я сам Изучаю
индийские диалекты и…
Ч е л о в е к 
с  з а п и с н о й  к н и ж к о й
(торопливо). Да что вы? Не знаком ли
вам полковник Пикеринг, автор «Разговорного
санскрита»?
Д ж е н т л ь м е н. Полковник
Пикеринг — это я. Но кто же вы такой?
Ч
е л о в е к  с  з а п и с н о й  к н
и ж к о й. Генри Хиггинс, создатель
«Универсального алфавита Хиггинса».

П и к е р и н г (восторженно). Я
приехал из Индии, чтобы познакомиться
с вами!
Х и г г и н с. А я собирался в
Индию, чтобы познакомиться с вами.
П
и к е р и н г. Где вы живете?
Х и г г и н
с. Уимпол-стрит, двадцать семь-А. Приходите
ко мне завтра же.
П и к е р и н г. Я
остановился в Карлтон-отеле. Идемте со
мной сейчас же, мы еще успеем побеседовать
за ужином.
Х и г г и н с. Великолепно.

Ц в е т о ч н и ц а (Пикерингу, когда
он проходит мимо). Купите цветочек,
добрый джентльмен. За квартиру платить
нечем.
П и к е р и н г. Право же, у меня
нет мелочи. Очень сожалею.
Х и г г и н
с (возмущенный ее попрошайничеством).
Лгунья! Ведь вы же сказали, что можете
разменять полкроны.
Ц в е т о ч н и ц а
(вскакивая в отчаянии). Мешок с
гвоздями у вас вместо сердца! (Швыряет
корзину к его ногам.) Нате, черт с вами,
берите всю корзину за шесть пенсов!

Часы на колокольне бьют половину
двенадцатого.

Х и г г и н с (услышав в их бое глас
божий, упрекающий его за фарисейскую
жестокость к бедной девушке). Указание
свыше! (Торжественно приподнимает
шляпу, затем бросает в корзину горсть
монет и уходит вслед за Пикерингом.)

Ц в е т о ч н и ц а (нагибается и
вытаскивает полкроны). У-ааа-у!
(Вытаскивает два флорина.) Уу-ааа-у!
(Вытаскивает еще несколько монет.)
Уу-ааааа-у! (Вытаскивает полсоверена.)
У-у-аааааааа-у!!
Ф р е д д и (выскакивает
из остановившегося перед церковью
такси). Достал все-таки! Эй! (Цветочнице.)
Тут были две дамы, вы не знаете, где они?

Ц в е т о ч н и ц а. А они пошли к автобусу,
когда дождь перестал.
Ф р е д д и. Вот
это мило! Что же мне теперь с такси
делать?
Ц в е т о ч н и ц а (величественно).
Не беспокойтесь, молодой
человек. Я
поеду домой в вашем такси. (Проплывает
мимо Фредди к машине.)

Шофер высовывает руку и поспешно
прихлопывает дверцу.

(Понимая его недоверие, она показывает
ему полную горсть монет.) На смотри,
Чарли. Восемь пенсов — это нам нипочем!

Он ухмыляется и открывает ей дверцу.

Энджел-корт, Дрюри-лэйн, против керосиновой
лавки. И гони что есть духу. (Садится
в машину и с шумом захлопывает дверцу.)

Такси трогается.

Ф р е д д и. Вот это да!
 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Одиннадцать часов утра. Лаборатория
Хиггинса на Уимпол-стрит. Это комната
в первом этаже, с окнами на улицу,
предназначенная служить гостиной.
Посредине задней стены — дверь; входя в
комнату, вы видите справа у стены две
многоярусные картотеки, поставленные
под прямым углом. В этом же углу письменный
стол, на нем — фонограф, ларингоскоп,
набор миниатюрных органных труб,
снабженных раздувальными мехами, ряд
газовых рожков под ламповыми стеклами,
резиновой кишкой соединенных со вводом
в стене, несколько камертонов различных
размеров, муляж половины человеческой
головы в натуральную величину, показывающий
в разрезе голосовые органы, и ящик с
восковыми валиками для фонографа.

Посредине правой стены — камин; около
него, ближе к двери,- удобное кожаное
кресло и ящик с углем. На каминной доске
— часы. Между письменным столом и камином
— столик для газет. У противоположной
стены, слева от входной двери,- невысокий
шкафчик с плоскими ящиками; на нем
телефон и телефонный справочник. Весь
левый угол в глубине занимает концертный
рояль, поставленный хвостом к двери;
вместо обычного табурета перед ним
скамейка во всю длину клавиатуры. На
рояле ваза с фруктами и конфетами.
Середина комнаты свободна от мебели.
Кроме кресла, скамейки у рояля и двух
стульев у письменного стола, в комнате
есть еще только один стул, который не
имеет особого назначения и стоит недалеко
от камина. На стенах висят гравюры,
большей частью Пиранези, и портреты
меццо-тинто. Картин нет. П и к е р и н г
сидит за письменным столом и складывает
карточки, которые он, видимо, только что
разбирал. Х и г г и н с стоит рядом, у
картотеки, и задвигает выдвинутые ящики.
При дневном свете видно, что это крепкий,
полнокровный, завидного здоровья мужчина
лет сорока или около того; на нем черный
сюртук, какие носят адвокаты и врачи,
крахмальный воротничок и черный шелковый
галстук. Он принадлежит к энергическому
типу людей науки, которые с живым и даже
страстным интересом относятся ко всему,
что может явиться предметом научного
исследования, и вполне равнодушны к
вещам, касающимся лично их или окружающих,
в том числе к чужим чувствам. В сущности,
несмотря на свой возраст и комплекцию,
он очень похож на неугомонного ребенка,
шумно и стремительно реагирующего на
все, что привлекает его внимание, и, как
ребенок, нуждается в постоянном присмотре,
чтобы нечаянно не натворить беды.
Добродушная ворчливость, свойственная
ему, когда он в хорошем настроении,
сменяется бурными вспышками гнева, как
только что-нибудь не по нем; но он
настолько искренен и так далек от злобных
побуждений, что вызывает симпатию даже
тогда, когда явно не прав.

Х и г г и н с (задвигая последний ящик).
Ну вот, как будто и все.
П и к е р и н г.
Удивительно, просто удивительно! Но
должен вам сказать, что я и половины не
запомнил.
Х и г г и н с. Хотите, можно
кое-какие материалы посмотреть еще раз.

П и к е р и н г (встает, подходит к
камину и становится перед ним, спиной
к огню). Нет, спасибо, на сегодня хватит.
Я уже больше не могу.
Х и г г и н с (идет
за ним и становится рядом, с левой
стороны). Устали слушать звуки?
П и
к е р и н г. Да. Это требует страшного
напряжения. До сих пор я гордился, что
могу отчетливо воспроизвести двадцать
четыре различных гласных; но ваши сто
тридцать меня совершенно уничтожили.
Я не в состоянии уловить никакой разницы
между многими из них.
Х и г г и н с (со
смехом отходит к роялю и набивает рот
конфетами). Ну, это дело практики.
Сначала разница как будто незаметна;
но вслушайтесь хорошенько, и вы убедитесь,
что все они так же различны, как А и Б.

В дверь просовывается голова миссис
Пирс, экономки Хиггинса.

Что там такое?
М и с с и с  П и р с
(нерешительно; она, видимо, озадачена).
Сэр, вас желает видеть какая-то молодая
особа.
Х и г г и н с. Молодая особа? А
что ей нужно?
М и с с и с  П и р с.
Простите, сэр, но она утверждает, что бы
будете очень рады, когда узнаете, зачем
она пришла. Она ‘из простых, сэр. Из совсем
простых. Я бы вам не стала и докладывать,
но мне пришло в голову — может быть, вы
хотите, чтоб она вам наговорила в ваши
машины. Возможно, я и ошиблась, но к вам
иногда такие странные люди ходят, сэр…
надеюсь, вы меня простите…
Х и г г и
н с. Ладно, ладно, миссис Пирс. А что, у
нее интересное произношение?
М и с с
и с  П и р с. О сэр, ужасное, просто
ужасное! Я, право, не знаю, что вы в этом
можете находить интересного.
Х и г г
и н с (Пикерингу). Давайте послушаем!
Тащите ее сюда, миссис Пирс. (Бежит к
письменному столу и достает новый валик
для фонографа.)
М и с с и с  П и р
с (лишь наполовину убежденная в
необходимости этого). Слушаю, сэр. Как
вам будет угодно. (Уходит вниз.)
Х
и г г и н с. Вот это удачно. Вы увидите,
как я оформляю свой материал. Мы заставим
ее говорить, а я буду записывать — сначала
по системе Белла, затем латинским
алфавитом, а потом сделаем еще
фонографическую запись — так, чтоб в
любой момент можно было послушать и
сверить звук с транскрипцией.
М и с с
и с  П и р с (отворяя дверь.) Вот
эта молодая особа, сэр.

В комнату важно входит цветочница.
Она в шляпе с тремя страусовыми перьями:
оранжевым, небесно-голубым и красным.
Передник на ней почти не грязный,
истрепанное пальтишко тоже как будто
немного почищено. Эта жалкая фигурка
так патетична в своей напыщенности и
невинном самодовольстве, что Пикеринг,
который при входе миссис Пирс поспешил
выпрямиться, совсем растроган. Что же
до Хиггинса, то ему совершенно все равно,
женщина перед ним или мужчина; единственная
разница в том, что с женщинами, если он
не ворчит и не скандалит по какому-нибудь
пустяковому поводу, он заискивающе
ласков, как ребенок с нянькой, когда ему
от нее что-нибудь нужно.

Х и г г и н с (вдруг узнав ее, с
разочарованием, которое тут же, чисто
по-детски, переходит в обиду). Да это
ведь та самая девушка, которую я вчера
записывал. Ну, это неинтересно:
лиссонгровского диалекта у меня сколько
угодно; не стоит тратить валик.
(Цветочнице.) Проваливайте, вы мне
не нужны.
Ц в е т о ч н и ц а. А вы погодите
задаваться! Вы же еще не знаете, зачем
я пришла. (Миссис Пирс, которая стоит
у двери, ожидая дальнейших распоряжений.)
Вы ему сказали, что я на такси приехала?

М и с с и с  П и р с. Что за глупости!
Очень нужно такому джентльмену, как
мистер Хиггинс, знать, на чем вы приехали!

Ц в е т о ч н и ц а. Фу-ты ну-ты, какие мы
гордые! Подумаешь, велика птица — учитель!
Я сама слышала, как он говорил, что дает
уроки. Я не милости просить пришла; а
если вам мои деньги не нравятся, могу
пойти в другое место.
Х и г г и н с.
Позвольте, кому нужны ваши деньги?
Ц
в е т о ч н и ц а. Как кому? Вам. Теперь
поняли, наконец? Я желаю брать уроки,
затем и пришла. И не беспокойтесь: буду
платить сколько полагается.
Х и г г и
н с (остолбенев). Что!!! (Шумно
переводя дух.) Слушайте, вы что
собственно думаете?
Ц в е т о ч н и ц
а. Я думаю, что вы могли бы предложить
мне сесть, если уж вы такой джентльмен!
Я же вам говорю, что пришла по делу.
Х
и г г и н с. Пикеринг, как нам быть с этим
чучелом? Предложить ей сесть или просто
спустить с лестницы?
Ц в е т о ч н и ц
а (в страхе бежит к роялю и забивается
в угол). У-у-ааааа-у! (Обиженно и
жалобно.) Нечего обзывать меня чучелом,
раз я желаю платить, как всякая леди.

studfiles.net

Pigmalion — Читать на английском и переводить текст

Бернард Шоу. Пигмалион

liteka.ru

Шоу Бернард — Пигмалион перевод Калашниковой

БЕРНАРД ШОУ

ПИГМАЛИОН

ПЕРЕВОД Е.
КАЛАШНИКОВОЙ

РOMAH В ПЯТИ ДЕЙСТВИЯХ

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Ковент-гарден. Летний вечер. Дождь как
из ведра. Со всех сторон отчаянный рев
автомобильных сирен. Прохожие бегут к
рынку и к церкви св. Павла, под портиком
которой уже укрылось несколько человек,
в том числе пожилая дама с дочерью, обе
в вечерних туалетах. Все с досадой
всматриваются в потоки дождя, и только
один человек, стоящий спиной к остальным,
по-видимому, совершенно поглощен
какими-то отметками, которые он делает
в записной книжке. Часы бьют четверть
двенадцатого.

Д о ч ь (стоит между двумя средними
колоннами портика, ближе к левой). Я
больше не могу, я вся продрогла. Куда
девался Фредди? Полчаса прошло, а его
все нет.
М а т ь (справа от дочери).
Ну, уж не полчаса. Но все-таки пора бы
ему привести такси.
П р о х о ж и й
(справа от пожилой дамы). Это вы и не
надейтесь, леди: сейчас ведь все из
театров едут; раньше половины двенадцатого
ему такси не достать.
М а т ь. Но нам
необходимо такси. Не можем же мы стоять
здесь до половины двенадцатого. Это
просто возмутительно.
П р о х о ж и й.
Да я-то тут при чем?
Д о ч ь. Будь у
Фредди хоть капля сообразительности,
он взял бы такси у театра.
М а т ь. Чем
он виноват, бедный мальчик?
Д о ч ь.
Другие ведь достают. Почему же он не
может?

Со стороны Саутгемптон-стрит влетает
Фредди и становится между ними, закрыв
зонтик, с которого стекает вода. Это
молодой человек лет двадцати; он во
фраке, брюки у него внизу совершенно
мокрые.

Д о ч ь. Так и не достал такси?
Ф р е д
д и. Нет нигде, хоть умри.
М а т ь. Ах,
Фредди, неужели совсем, совсем нет? Ты,
наверно, плохо искал.
Д о ч ь. Безобразие.
Уж не прикажешь ли нам самим идти за
такси?
Ф р е д д и. Я же вам говорю, нигде
ни одного нет. Дождь пошел так неожиданно,
всех застигло врасплох, и все бросились
к такси. Я прошел до самого Чэринг-кросс,
а потом в другую сторону, почти до
Ледгейт-цирка, и ни одного не встретил.

М а т ь. А на Трафальгар-сквер был?
Ф
р е д д и. На Трафальгар-сквер тоже ни
одного нет.
Д о ч ь. А ты там был?
Ф р
е д д и. Я был на Чэрингкросском вокзале.
Что ж ты хотела, чтоб я до Гаммерсмита
маршировал под дождем?
Д о ч ь. Нигде
ты не был!
М а т ь. Правда, Фредди, ты
как-то очень беспомощен. Ступай снова
и без такси не возвращайся.
Ф р е д д
и. Только зря вымокну до нитки.
Д о ч
ь. А что же нам делать? По-твоему, мы всю
ночь должны простоять здесь, на ветру,
чуть не нагишом? Это свинство, это эгоизм,
это…
Ф р е д д и. Ну ладно, ладно, иду.
(Раскрывает зонтик и бросается в
сторону Стрэнда, но по дороге налетает
на уличную цветочницу, торопящуюся
укрыться от дождя, и вышибает у нее из
рук корзину с цветами.)

В ту же секунду сверкает молния, и
оглушительный раскат грома как бы
аккомпанирует этому происшествию.

Ц в е т о ч н и ц а. Куда прешь, Фредди!
Возьми глаза в руки!
Ф р е д д и. Простите.
(Убегает.)
Ц в е т о ч н и ц а (подбирает
цветы и укладывает их в корзинку). А
еще образованный! Все фиалочки в грязь
затоптал. (Усаживается на плинтус
колонны справа от пожилой дамы и
принимается отряхивать и расправлять
цветы.)

Ее никак нельзя назвать привлекательной.
Ей лет восемнадцать — двадцать, не больше.
На ней черная соломенная шляпа, сильно
пострадавшая на своем веку от лондонской
пыли и копоти и едва ли знакомая со
щеткой. Волосы ее какого-то мышиного
цвета, не встречающегося в природе: тут
явно необходимы вода и мыло. Порыжелое
черное пальто, узкое в талии, едва доходит
до колен; из-под него видна коричневая
юбка и холщовый фартук. Башмаки, видно,
также знали лучшие дни. Без сомнения,
она по-своему чистоплотна, однако рядом
с дамами решительно кажется замарашкой.
Черты лица у нее недурны, но состояние
кожи оставляет желать лучшего; кроме
того, заметно, что она нуждается в услугах
дантиста.

М а т ь. Позвольте, откуда вы знаете, что
моего сына зовут Фредди?
Ц в е т о ч н
и ц а. А, так это ваш сын? Нечего сказать,
хорошо вы его воспитали… Разве это
дело? Раскидал у бедной девушки все
цветы и смылся, как миленький! Теперь
вот платите, мамаша!
Д о ч ь. Мама,
надеюсь, вы не сделаете ничего подобного.
Еще недоставало!
М а т ь. Подожди,
Клара, не вмешивайся. У тебя есть мелочь?

Д о ч ь. Нет. У меня только шестипенсовик.

Ц в е т о ч н и ц а (с надеждой). Вы
не беспокойтесь, у меня найдется сдачи.

М а т ь (дочери). Дай сюда. Дочь
неохотно расстается с монетой. Так.
(Девушке.) Вот вам за цветы, моя милая.

Ц в е т о ч н и ц а. Дай вам бог здоровья,
леди.
Д о ч ь. Возьмите у нее сдачи. Эти
букетики стоят не больше пенни.
М а т
ь. Клара, тебя не спрашивают. (Девушке.)
Сдачи не надо.
Ц в е т о ч н и ц а. Дай
вам бог здоровья.
М а т ь. А теперь
скажите мне, откуда вы знаете, как зовут
этого молодого человека?
Ц в е т о ч н
и ц а. А я и не знаю.
М а т ь. Я слышала,
как вы его назвали по имени. Не пытайтесь
обмануть меня.
Ц в е т о ч н и ц а. Очень
мне нужно вас обманывать. Я просто так
сказала. Ну, Фредди, Чарли — надо же
как-нибудь назвать человека, если хочешь
быть вежливым. (Усаживается возле
своей корзины.)
Д о ч ь. Зря выбросили
шесть пенсов! Право, мама, уж от этого
вы могли бы Фредди избавить. (Брезгливо
отступает за колонну.)

Пожилой джентльмен- приятный тип
старого армейца — взбегает по ступеням
и закрывает зонтик, с которого течет
вода. У него, так же как у Фредди, брюки
внизу совсем мокрые. Он во фраке и легком
летнем пальто. Становится на свободное
место у левой колонны, от которой только
что отошла дочь.

Д ж е н т л ь м е н. Уфф!
М а т ь (джентльмену).
Скажите, пожалуйста, сэр, все еще не
видно никакого просвета?
Д ж е н т л ь
м е н. К сожалению, нет. Дождь только что
полил еще сильнее. (Подходит к тому
месту, где сидит цветочница, ставит ногу
на плинтус и, нагнувшись, подвертывает
мокрую штанину.)
М а т ь. Ах, боже
мой! (Жалобно вздыхает и отходит к
дочери.)
Ц в е т о ч н и ц а (спешит
воспользоваться соседством пожилого
джентльмена, чтобы установить с ним
дружеские отношения). Раз полил
сильнее, значит скоро пройдет. Не
расстраивайтесь, кэптен, купите лучше
цветочек у бедной девушки.
Д ж е н т л
ь м е н. Сожалею, но у меня нет мелочи.
Ц
в е т о ч н и ц а. А я вам разменяю, кэптен.

Д ж е н т л ь м е н. Соверен? У меня других
нет.
Ц в е т о ч н и ц а. Ух ты! Купите
цветочек, кэптен, купите. Полкроны я
могу разменять. Вот возьмите этот — два
пенса.
Д ж е н т л ь м е н. Ну, девочка,
только не приставать, я этого не люблю.
(Роется в карманах.) Право же, нет
мелочи… Погодите, вот полтора пенса,
если это вас устроит… (Отходит к другой
колонне.)
Ц в е т о ч н и ц а (она
разочарована, но все-таки решает, что
полтора пенса лучше, чем ничего).
Спасибо вам, сэр.
П р о х о ж и й
(цветочнице). Ты смотри, взяла деньги,
так дай ему цветок, а то вон тот тип стоит
и записывает каждое твое слово.

Все оборачиваются к человеку с записной
книжкой.

Ц в е т о ч н и ц а (вскакивает в страхе).
А что же я такого сделала, если поговорила
с джентльменом? Продавать цветы не
запрещается. (Плаксиво.) Я честная
девушка! Вы все видели, я только попросила
его купить цветочек.

Общий шум; большинство публики настроено
сочувственно к цветочнице, но не одобряют
ее чрезмерную впечатлительность. Пожилые
и солидные успокоительно треплют ее по
плечу, подбодряя репликами вроде: —
Ну-ну, не реви! — Кому ты нужна, никто тебя
не тронет. Нечего скандал поднимать.
Успокойся. Будет, будет! — и т. д. Менее
терпеливые цыкают на нее и сердито
спрашивают, чего собственно она орет?
Те, которые стояли поодаль и не знают,
в чем дело, протискиваются поближе и
еще увеличивают шум расспросами и
объяснениями: — Что случилось? — Что она
сделала? — А он где? — Да вот засыпалась.
Как, вон тот? — Да, да, стоит у колонны.
Она у него деньги выманила, и т. д.
Цветочница, оглушенная и растерянная,
пробирается сквозь толпу к пожилому
джентльмену и жалобно кричит.

Ц в е т о ч н и ц а. Сэр, сэр, скажите ему,
чтобы он на меня не заявлял. Вы не знаете,
чем это пахнет. За приставанье к
джентльменам у меня отберут свидетельство,
выкинут меня на
улицу. Я…

Человек с записной книжкой подходит
к ней справа, и за ним теснятся все
остальные.

Ч е л о в е к  с  з а п и с н о й  к
н и ж к о й. Но-но-но! Кто вас трогал, глупая
вы девушка? За кого вы меня принимаете?

П р о х о ж и й. Все в порядке. Это
джентльмен — обратите внимание на его
ботинки. (Человеку с записной книжкой,
пояснительно.) Она думала, сэр, что вы
шпик.
Ч е л о в е к  с  з а п и с н о
й  к н и ж к о й (с интересом). А что
это такое — шпик?
П р о х о ж и й (теряясь
в определениях). Шпик — это… ну, шпик,
и все тут. Как же иначе сказать? Ну, сыщик,
что ли.
Ц в е т о ч н и ц а (все еще
плаксиво). Вот хоть на библии поклясться,
не говорила ему ничего!..
Ч е л о в е к 
с  з а п и с н о й  к н и ж к о й
(повелительно, но без злобы). Да
замолчите же вы наконец! Разве я похож
на полицейского?
Ц в е т о ч н и ц а
(далеко не успокоенная). А зачем же
вы все записывали? Почем я знаю, правду
вы записали или нет? Вот покажите, что
у вас там про меня написано.

Он раскрывает свою записную книжку и
несколько секунд держит ее перед носом
девушки; при этом толпа, силясь заглянуть
через его плечо, напирает так, что более
слабый человек не удержался бы на ногах.

Это что такое? Это не по-нашему написано.
Я тут ничего не разберу.
Ч е л о в е к 
с  з а п и с н о й  к н и ж к о й. А я
разберу. (Читает, в точности подражая
ее выговору.) Ни расстрайвтись, кэптен;
купити луччи цвиточик у бедны девушки.

Ц в е т о ч н и ц а (в испуге). Это
что я его назвала «кэптен»? Так я же
ничего дурного не думала. (Джентльмену.)
Ой, сэр, скажите ему, чтобы он на меня не
заявлял. Скажите…
Д ж е н т л ь м е н.
Как заявлял? Не нужно ничего заявлять.
(Человеку с записной книжкой.) В
самом деле, сэр, если вы детектив и хотели
оградить меня от уличных приставаний,
то заметьте, что я вас об этом не просил.
У девушки ничего дурного не было на уме,
всякому ясно.
Г о л о с а  в  т о л
п е (выражая общий протест против
системы полицейского сыска). И очень
даже просто! — Вам-то что до этого? Вы
знайте свое дело. Верно, выслужиться
захотел. Где это видано, записывать за
человеком каждое слово! — Девушка с ним
и не заговаривала. А хоть бы и заговорила!
— Хорошее дело, уже нельзя девушке
спрятаться от дождя, чтоб не нарваться
на оскорбление… (И т. д. и т. п.)
 

Наиболее сочувственно настроенные
ведут цветочницу обратно к колонне, и
она снова усаживается на плинтус,
стараясь побороть свое волнение.

П р о х о ж и й. Да он не шпик. Просто
въедливый тип какой-то, вот и все. Я вам
говорю, обратите внимание на ботинки.

Ч е л о в е к  с  з а п и с н о й 
к н и ж к о й (обернувшись к нему, весело).
Кстати, как поживают ваши родственники
в Селси?
П р о х о ж и й (подозрительно).
Откуда вы знаете, что мои родственники
живут в Селси?
Ч е л о в е к  с  з
а п и с н о й  к н и ж к о й. Не важно,
откуда. Но ведь это так? (Цветочнице.)
А вы как попали сюда, на восток? Вы ведь
родились в Лиссонгров.
Ц в е т о ч н и
ц а (с испугом). Что ж тут дурного,
если я уехала из Лиссонгров? Я там в
такой конуре жила, хуже собачьей, а плата
— четыре шиллинга шесть пенсов в неделю…
(Плачет.) Ой-о-о-ой…
Ч е л о в е к 
с  з а п и с н о й  к н и ж к о й. Да
живите вы где хотите, только перестаньте
ныть.
Д ж е н т л ь м е н (девушке).
Ну полно, полно! Он вас не тронет; вы
имеете право жить где вам заблагорассудится.

С а р к а с т и ч е с к и  н а с т р о е
н н ы й  п р о х о ж и й (протискиваясь
между человеком с записной книжкой и
джентльменом). Например, на Парк-лэйн.
Послушайте, я бы не прочь потолковать
с вами о жилищном вопросе.
Ц в е т о ч
н и ц а (пригорюнившись над своей
корзиной, обиженно бормочет себе под
нос). Я не какая-нибудь, я честная
девушка.
С а р к а с т и ч е с к и й  п
р о х о ж и й (не обращая на нее внимания).
Может быть, вы знаете, откуда я родом?

Ч е л о в е к  с  з а п и с н о й 
к н и ж к о й (без запинки). Из Хокстона.

Смешки в толпе. Общий интерес к фокусам
человека с записной книжкой явно
возрастает.

С а р к а с т и ч е с к и й  п р о х о ж и
й (удивленно). Черт возьми! Так и
есть. Слушайте, да вы в самом деле
всезнайка.
Ц в е т о ч н и ц а (все еще
переживая свою обиду). И никакого он
права не имеет лезть! Да, никакого
права…
П р о х о ж и й (цветочнице).
Факт, никакого. И ты ему так не спускай.
(Человеку с записной книжкой.)
Послушайте, по какому это вы праву все
знаете о людях, которые не желают иметь
с вами дела? Есть у вас письменное
разрешение?
Н е с к о л ь к о  ч е л о
в е к  и з  т о л п ы (видимо,
ободренные этой юридической постановкой
вопроса). Да, да, есть у вас разрешение?

Ц в е т о ч н и ц а. А пускай его говорит,
что хочет. Не стану я с ним связываться.

П р о х о ж и й. Все потому, что мы для
вас — тьфу! Пустое место. С джентльменом
вы бы себе таких штук не позволили.
С
а р к а с т и ч е с к и й  п р о х о ж и й.
Да, да! Если уж вам пришла охота поворожить,
скажите-ка — откуда вот он взялся?
Ч е
л о в е к  с  з а п и с н о й  к н и
ж к о й. Челтенхем, Харроу, Кембридж, а
впоследствии Индия.
Д ж е н т л ь м е
н. Совершенно верно.

Общий хохот. Теперь сочувствие явно
на стороне человека с записной книжкой.
Восклицания вроде: — Все знает! — Так
прямо и отрезал. Слыхали, как он этому
длинному расписал, откуда он? — и т. д.

Простите, сэр, вы, вероятно, выступаете
с этим номером в мюзик-холле?
Ч е л о
в е к  с  з а п и с н о й  к н и ж к
о й. Пока нет. Но я уже подумывал об этом.

Дождь перестал; толпа понемногу
начинает расходиться.

Ц в е т о ч н и ц а (недовольная переменой
общего настроения в пользу обидчика).
Джентльмены так не делают, да, не обижают
бедную девушку!
Д о ч ь (потеряв
терпение, бесцеремонно проталкивается
вперед, оттеснив пожилого джентльмена,
который вежливо отступает за колонну).
Но где же, наконец, Фредди? Я рискую
схватить воспаление легких, если еще
постою на этом сквозняке.
Ч е л о в е
к  с  з а п и с н о й  к н и ж к о й
(про себя, поспешно делая отметку в
своей книжке). Эрлскорт.
Д о ч ь
(гневно). Прошу вас держать ваши
дерзкие замечания при себе.
Ч е л о в
е к  с  з а п и с н о й  к н и ж к о
й. А я разве сказал что-нибудь вслух?
Прошу извинить меня. Это вышло невольно.
Но ваша матушка, несомненно, из Эпсома.

М а т ь (становится между дочерью и
человеком с записной книжкой). Скажите
как интересно! Я действительно выросла
в Толсталеди-парк близ Эпсома.
Ч е л
о в е к  с  з а п и с н о й  к н и ж
к о й (шумно хохочет). Ха-ха-ха! Ну и
название, черт дери! Простите. (Дочери.)
Вам, кажется, нужно такси?
Д о ч ь. Не
смейте обращаться ко мне!
М а т ь. Прошу
тебя, Клара!

Дочь вместо ответа сердито пожимает
плечами и с надменным выражением отходит
в сторону.

Мы были бы вам так признательны, сэр,
если б вы нашли для нас такси.
Человек
с записной книжкой достает свисток.
О,
благодарю вас. (Идет за дочерью.)

Человек с записной книжкой издает
пронзительный свист.

С а р к а с т и ч е с к и й  п р о х о ж и
й. Ну вот вам. Я же говорил, что это
переодетый шпик.
П р о х о ж и й. Это не
полицейский свисток; это спортивный
свисток.
Ц в е т о ч н и ц а (все еще
страдая от оскорбления, нанесенного ее
чувствам). Не смеет он у меня отбирать
свидетельство! Мне так же нужно
свидетельство, как и всякой леди.
Ч е
л о в е к  с  з а п и с н о й  к н и
ж к о й. Вы, может быть, не заметили — дождь
уже минуты две как перестал.
П р о х о
ж и й. А ведь верно. Что же вы раньше не
сказали? Мы бы не теряли тут время, слушая
ваши глупости! (Уходит по направлению
к Стрэнду.)
С а р к а с т и ч е с к и й 
п р о х о ж и й. Я вам скажу, откуда вы
сами. Из Бидлама. Вот и сидели бы там.
Ч
е л о в е к  с  з а п и с н о й  к н
и ж к о й (услужливо). Бедлама.
С а
р к а с т и ч е с к и й  п р о х о ж и й
(стараясь весьма изысканно произносить
слова). Спасибо, господин учитель.
Ха-ха!Будьте здоровы. (С насмешливой
почтительностью притрагивается к шляпе
и уходит.)
Ц в е т о ч н и ц а. Зря
только людей пугает. Самого бы его
пугнуть как следует!
М а т ь. Клара,
уже совсем прояснилось. Мы можем дойти
до автобуса. Идем. (Подбирает юбку и
торопливо уходит в сторону Стрэнда.)

Д о ч ь. Но такси…

Мать уже не слышит ее.

Ах, как все это скучно! (Сердито идет
за матерью.)

Все уже разошлись, и под портиком
остались только человек с записной
книжкой, пожилой джентльмен и цветочница,
которая возится со своей корзинкой и
по-прежнему бормочет что-то себе в
утешение.

Ц в е т о ч н и ц а. Бедная ты девушка! И
так жизнь нелегкая, а тут еще всякий
измывается.
Д ж е н т л ь м е н (вернувшись
на прежнее место — слева от человека с
записной книжкой). Позвольте спросить,
как вы это делаете?
Ч е л о в е к  с 
з а п и с н о й  к н и ж к о й. Фонетика
— и только. Наука о произношении. Это моя
профессия и в то же время мой конек.
Счастлив тот, кому его конек может
доставить средства к жизни! Нетрудно
сразу отличить по выговору ирландца
или йоркширца. Но я могу с точностью до
шести миль определить место рождения
любого англичанина. Если это в Лондоне,
то даже с точностью до двух миль. Иногда
можно указать даже улицу.
Ц в е т о ч
н и ц а. Постыдился бы, бессовестный!
Д
ж е н т л ь м е н. Но разве это может дать
средства к жизни?
Ч е л о в е к  с 
з а п и с н о й  к н и ж к о й. О да. И
немалые. Наш век — это век выскочек. Люди
начинают в Кентиштауне, живя на восемьдесят
фунтов в год, и кончают на Парк-лэйн с
сотней тысяч годового дохода. Они хотели
бы забыть про Кентиштаун, но он напоминает
о себе, стоит им только раскрыть рот. И
вот я обучаю их.
Ц в е т о ч н и ц а.
Занимался бы своим делом, вместо того
чтоб обижать бедную девушку…
Ч е л о
в е к  с  з а п и с н о й  к н и ж к
о й (рассвирепев). Женщина! Немедленно
прекратите это омерзительное нытье или
поищите себе приют у дверей другого
храма.
Ц в е т о ч н и ц а (неуверенно-вызывающе).
Я имею такое же право сидеть тут, как и
вы.
Ч е л о в е к  с  з а п и с н о й 
к н и ж к о й. Женщина, которая издает
такие уродливые и жалкие звуки, не имеет
права сидеть нигде… вообще не имеет
права жить! Вспомните, что вы — человеческое
существо, наделенное душой и божественным
даром членораздельной речи, что ваш
родной язык — это язык Шекспира, Мильтона
и Библии! И перестаньте квохтать, как
осипшая курица.
Ц в е т о ч н и ц а
(совершенно обалдевшая, не решаясь
поднять голову, смотрит на него исподлобья,
со смешанным выражением изумления и
испуга). У-у-ааааа-у!
Ч е л о в е к 
с  з а п и с н о й  к н и ж к о й (хватаясь
за карандаш). Боже правый! Какие звуки!
(Торопливо пишет; потом откидывает
голову назад и читает, в точности
воспроизводя то же сочетание гласных).
У-у-ааааа-у!
Ц в е т о ч н и ц а (представление
ей понравилось, и она хихикает против
воли). Ух ты!
Ч е л о в е к  с  з
а п и с н о й  к н и ж к о й. Вы слышали
ужасное произношение этой уличной
девчонки? Из-за этого произношения она
до конца своих дней обречена оставаться
на дне общества. Так вот, сэр, дайте мне
три месяца сроку, и я сделаю так, что эта
девушка с успехом сойдет за герцогиню
на любом посольском приеме. Мало того,
она сможет поступить куда угодно в
качестве горничной или продавщицы, а
для этого, как известно, требуется еще
большее совершенство речи. Именно такого
рода услуги я оказываю нашим новоявленным
миллионерам. А на заработанные деньги
занимаюсь научной работой в области
фонетики и немного — поэзией в мильтоновском
вкусе.
Д ж е н т л ь м е н. Я сам Изучаю
индийские диалекты и…
Ч е л о в е к 
с  з а п и с н о й  к н и ж к о й
(торопливо). Да что вы? Не знаком ли
вам полковник Пикеринг, автор «Разговорного
санскрита»?
Д ж е н т л ь м е н. Полковник
Пикеринг — это я. Но кто же вы такой?
Ч
е л о в е к  с  з а п и с н о й  к н
и ж к о й. Генри Хиггинс, создатель
«Универсального алфавита Хиггинса».

П и к е р и н г (восторженно). Я
приехал из Индии, чтобы познакомиться
с вами!
Х и г г и н с. А я собирался в
Индию, чтобы познакомиться с вами.
П
и к е р и н г. Где вы живете?
Х и г г и н
с. Уимпол-стрит, двадцать семь-А. Приходите
ко мне завтра же.
П и к е р и н г. Я
остановился в Карлтон-отеле. Идемте со
мной сейчас же, мы еще успеем побеседовать
за ужином.
Х и г г и н с. Великолепно.

Ц в е т о ч н и ц а (Пикерингу, когда
он проходит мимо). Купите цветочек,
добрый джентльмен. За квартиру платить
нечем.
П и к е р и н г. Право же, у меня
нет мелочи. Очень сожалею.
Х и г г и н
с (возмущенный ее попрошайничеством).
Лгунья! Ведь вы же сказали, что можете
разменять полкроны.
Ц в е т о ч н и ц а
(вскакивая в отчаянии). Мешок с
гвоздями у вас вместо сердца! (Швыряет
корзину к его ногам.) Нате, черт с вами,
берите всю корзину за шесть пенсов!

Часы на колокольне бьют половину
двенадцатого.

Х и г г и н с (услышав в их бое глас
божий, упрекающий его за фарисейскую
жестокость к бедной девушке). Указание
свыше! (Торжественно приподнимает
шляпу, затем бросает в корзину горсть
монет и уходит вслед за Пикерингом.)

Ц в е т о ч н и ц а (нагибается и
вытаскивает полкроны). У-ааа-у!
(Вытаскивает два флорина.) Уу-ааа-у!
(Вытаскивает еще несколько монет.)
Уу-ааааа-у! (Вытаскивает полсоверена.)
У-у-аааааааа-у!!
Ф р е д д и (выскакивает
из остановившегося перед церковью
такси). Достал все-таки! Эй! (Цветочнице.)
Тут были две дамы, вы не знаете, где они?

Ц в е т о ч н и ц а. А они пошли к автобусу,
когда дождь перестал.
Ф р е д д и. Вот
это мило! Что же мне теперь с такси
делать?
Ц в е т о ч н и ц а (величественно).
Не беспокойтесь, молодой
человек. Я
поеду домой в вашем такси. (Проплывает
мимо Фредди к машине.)

Шофер высовывает руку и поспешно
прихлопывает дверцу.

(Понимая его недоверие, она показывает
ему полную горсть монет.) На смотри,
Чарли. Восемь пенсов — это нам нипочем!

Он ухмыляется и открывает ей дверцу.

Энджел-корт, Дрюри-лэйн, против керосиновой
лавки. И гони что есть духу. (Садится
в машину и с шумом захлопывает дверцу.)

Такси трогается.

Ф р е д д и. Вот это да!
 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Одиннадцать часов утра. Лаборатория
Хиггинса на Уимпол-стрит. Это комната
в первом этаже, с окнами на улицу,
предназначенная служить гостиной.
Посредине задней стены — дверь; входя в
комнату, вы видите справа у стены две
многоярусные картотеки, поставленные
под прямым углом. В этом же углу письменный
стол, на нем — фонограф, ларингоскоп,
набор миниатюрных органных труб,
снабженных раздувальными мехами, ряд
газовых рожков под ламповыми стеклами,
резиновой кишкой соединенных со вводом
в стене, несколько камертонов различных
размеров, муляж половины человеческой
головы в натуральную величину, показывающий
в разрезе голосовые органы, и ящик с
восковыми валиками для фонографа.

Посредине правой стены — камин; около
него, ближе к двери,- удобное кожаное
кресло и ящик с углем. На каминной доске
— часы. Между письменным столом и камином
— столик для газет. У противоположной
стены, слева от входной двери,- невысокий
шкафчик с плоскими ящиками; на нем
телефон и телефонный справочник. Весь
левый угол в глубине занимает концертный
рояль, поставленный хвостом к двери;
вместо обычного табурета перед ним
скамейка во всю длину клавиатуры. На
рояле ваза с фруктами и конфетами.
Середина комнаты свободна от мебели.
Кроме кресла, скамейки у рояля и двух
стульев у письменного стола, в комнате
есть еще только один стул, который не
имеет особого назначения и стоит недалеко
от камина. На стенах висят гравюры,
большей частью Пиранези, и портреты
меццо-тинто. Картин нет. П и к е р и н г
сидит за письменным столом и складывает
карточки, которые он, видимо, только что
разбирал. Х и г г и н с стоит рядом, у
картотеки, и задвигает выдвинутые ящики.
При дневном свете видно, что это крепкий,
полнокровный, завидного здоровья мужчина
лет сорока или около того; на нем черный
сюртук, какие носят адвокаты и врачи,
крахмальный воротничок и черный шелковый
галстук. Он принадлежит к энергическому
типу людей науки, которые с живым и даже
страстным интересом относятся ко всему,
что может явиться предметом научного
исследования, и вполне равнодушны к
вещам, касающимся лично их или окружающих,
в том числе к чужим чувствам. В сущности,
несмотря на свой возраст и комплекцию,
он очень похож на неугомонного ребенка,
шумно и стремительно реагирующего на
все, что привлекает его внимание, и, как
ребенок, нуждается в постоянном присмотре,
чтобы нечаянно не натворить беды.
Добродушная ворчливость, свойственная
ему, когда он в хорошем настроении,
сменяется бурными вспышками гнева, как
только что-нибудь не по нем; но он
настолько искренен и так далек от злобных
побуждений, что вызывает симпатию даже
тогда, когда явно не прав.

Х и г г и н с (задвигая последний ящик).
Ну вот, как будто и все.
П и к е р и н г.
Удивительно, просто удивительно! Но
должен вам сказать, что я и половины не
запомнил.
Х и г г и н с. Хотите, можно
кое-какие материалы посмотреть еще раз.

П и к е р и н г (встает, подходит к
камину и становится перед ним, спиной
к огню). Нет, спасибо, на сегодня хватит.
Я уже больше не могу.
Х и г г и н с (идет
за ним и становится рядом, с левой
стороны). Устали слушать звуки?
П и
к е р и н г. Да. Это требует страшного
напряжения. До сих пор я гордился, что
могу отчетливо воспроизвести двадцать
четыре различных гласных; но ваши сто
тридцать меня совершенно уничтожили.
Я не в состоянии уловить никакой разницы
между многими из них.
Х и г г и н с (со
смехом отходит к роялю и набивает рот
конфетами). Ну, это дело практики.
Сначала разница как будто незаметна;
но вслушайтесь хорошенько, и вы убедитесь,
что все они так же различны, как А и Б.

В дверь просовывается голова миссис
Пирс, экономки Хиггинса.

Что там такое?
М и с с и с  П и р с
(нерешительно; она, видимо, озадачена).
Сэр, вас желает видеть какая-то молодая
особа.
Х и г г и н с. Молодая особа? А
что ей нужно?
М и с с и с  П и р с.
Простите, сэр, но она утверждает, что бы
будете очень рады, когда узнаете, зачем
она пришла. Она ‘из простых, сэр. Из совсем
простых. Я бы вам не стала и докладывать,
но мне пришло в голову — может быть, вы
хотите, чтоб она вам наговорила в ваши
машины. Возможно, я и ошиблась, но к вам
иногда такие странные люди ходят, сэр…
надеюсь, вы меня простите…
Х и г г и
н с. Ладно, ладно, миссис Пирс. А что, у
нее интересное произношение?
М и с с
и с  П и р с. О сэр, ужасное, просто
ужасное! Я, право, не знаю, что вы в этом
можете находить интересного.
Х и г г
и н с (Пикерингу). Давайте послушаем!
Тащите ее сюда, миссис Пирс. (Бежит к
письменному столу и достает новый валик
для фонографа.)
М и с с и с  П и р
с (лишь наполовину убежденная в
необходимости этого). Слушаю, сэр. Как
вам будет угодно. (Уходит вниз.)
Х
и г г и н с. Вот это удачно. Вы увидите,
как я оформляю свой материал. Мы заставим
ее говорить, а я буду записывать — сначала
по системе Белла, затем латинским
алфавитом, а потом сделаем еще
фонографическую запись — так, чтоб в
любой момент можно было послушать и
сверить звук с транскрипцией.
М и с с
и с  П и р с (отворяя дверь.) Вот
эта молодая особа, сэр.

В комнату важно входит цветочница.
Она в шляпе с тремя страусовыми перьями:
оранжевым, небесно-голубым и красным.
Передник на ней почти не грязный,
истрепанное пальтишко тоже как будто
немного почищено. Эта жалкая фигурка
так патетична в своей напыщенности и
невинном самодовольстве, что Пикеринг,
который при входе миссис Пирс поспешил
выпрямиться, совсем растроган. Что же
до Хиггинса, то ему совершенно все равно,
женщина перед ним или мужчина; единственная
разница в том, что с женщинами, если он
не ворчит и не скандалит по какому-нибудь
пустяковому поводу, он заискивающе
ласков, как ребенок с нянькой, когда ему
от нее что-нибудь нужно.

Х и г г и н с (вдруг узнав ее, с
разочарованием, которое тут же, чисто
по-детски, переходит в обиду). Да это
ведь та самая девушка, которую я вчера
записывал. Ну, это неинтересно:
лиссонгровского диалекта у меня сколько
угодно; не стоит тратить валик.
(Цветочнице.) Проваливайте, вы мне
не нужны.
Ц в е т о ч н и ц а. А вы погодите
задаваться! Вы же еще не знаете, зачем
я пришла. (Миссис Пирс, которая стоит
у двери, ожидая дальнейших распоряжений.)
Вы ему сказали, что я на такси приехала?

М и с с и с  П и р с. Что за глупости!
Очень нужно такому джентльмену, как
мистер Хиггинс, знать, на чем вы приехали!

Ц в е т о ч н и ц а. Фу-ты ну-ты, какие мы
гордые! Подумаешь, велика птица — учитель!
Я сама слышала, как он говорил, что дает
уроки. Я не милости просить пришла; а
если вам мои деньги не нравятся, могу
пойти в другое место.
Х и г г и н с.
Позвольте, кому нужны ваши деньги?
Ц
в е т о ч н и ц а. Как кому? Вам. Теперь
поняли, наконец? Я желаю брать уроки,
затем и пришла. И не беспокойтесь: буду
платить сколько полагается.
Х и г г и
н с (остолбенев). Что!!! (Шумно
переводя дух.) Слушайте, вы что
собственно думаете?
Ц в е т о ч н и ц
а. Я думаю, что вы могли бы предложить
мне сесть, если уж вы такой джентльмен!
Я же вам говорю, что пришла по делу.
Х
и г г и н с. Пикеринг, как нам быть с этим
чучелом? Предложить ей сесть или просто
спустить с лестницы?
Ц в е т о ч н и ц
а (в страхе бежит к роялю и забивается
в угол). У-у-ааааа-у! (Обиженно и
жалобно.) Нечего обзывать меня чучелом,
раз я желаю платить, как всякая леди.

studfiles.net

a reader for spotlight 9 — с русского на все языки

Все языкиАбхазскийАдыгейскийАфрикаансАйнский языкАканАлтайскийАрагонскийАрабскийАстурийскийАймараАзербайджанскийБашкирскийБагобоБелорусскийБолгарскийТибетскийБурятскийКаталанскийЧеченскийШорскийЧерокиШайенскогоКриЧешскийКрымскотатарскийЦерковнославянский (Старославянский)ЧувашскийВаллийскийДатскийНемецкийДолганскийГреческийАнглийскийЭсперантоИспанскийЭстонскийБаскскийЭвенкийскийПерсидскийФинскийФарерскийФранцузскийИрландскийГэльскийГуараниКлингонскийЭльзасскийИвритХиндиХорватскийВерхнелужицкийГаитянскийВенгерскийАрмянскийИндонезийскийИнупиакИнгушскийИсландскийИтальянскийЯпонскийГрузинскийКарачаевскийЧеркесскийКазахскийКхмерскийКорейскийКумыкскийКурдскийКомиКиргизскийЛатинскийЛюксембургскийСефардскийЛингалаЛитовскийЛатышскийМаньчжурскийМикенскийМокшанскийМаориМарийскийМакедонскийКомиМонгольскийМалайскийМайяЭрзянскийНидерландскийНорвежскийНауатльОрокскийНогайскийОсетинскийОсманскийПенджабскийПалиПольскийПапьяментоДревнерусский языкПортугальскийКечуаКвеньяРумынский, МолдавскийАрумынскийРусскийСанскритСеверносаамскийЯкутскийСловацкийСловенскийАлбанскийСербскийШведскийСуахилиШумерскийСилезскийТофаларскийТаджикскийТайскийТуркменскийТагальскийТурецкийТатарскийТувинскийТвиУдмурдскийУйгурскийУкраинскийУрдуУрумскийУзбекскийВьетнамскийВепсскийВарайскийЮпийскийИдишЙорубаКитайский

Все языкиАварскийАдыгейскийАзербайджанскийАйнский языкАлтайскийАнглийскийАрабскийАрмянскийБаскскийБашкирскийБелорусскийВенгерскийВепсскийВодскийГреческийДатскийИвритИдишИжорскийИнгушскийИндонезийскийИсландскийИспанскийИтальянскийКазахскийКарачаевскийКитайскийКорейскийКрымскотатарскийКумыкскийЛатинскийЛатышскийЛитовскийМарийскийМокшанскийМонгольскийНемецкийНидерландскийНорвежскийОсетинскийПерсидскийПольскийПортугальскийРусскийСловацкийСловенскийСуахилиТаджикскийТайскийТатарскийТурецкийТуркменскийУдмурдскийУзбекскийУйгурскийУкраинскийУрумскийФинскийФранцузскийЦерковнославянский (Старославянский)ЧеченскийЧешскийЧувашскийШведскийШорскийЭвенкийскийЭрзянскийЭсперантоЭстонскийЯкутскийЯпонский

translate.academic.ru

Пигмалион (пер. Н. Рахмановой). Переводчик — Рахманова Наталия Леонидовна. Содержание — Бернард Шоу Пигмалион (Перевод П.В. Мелковой, Н.Л. Рахмановой)

Бернард Шоу

Пигмалион

(Перевод П.В. Мелковой, Н.Л. Рахмановой)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Как мы увидим дальше, «Пигмалион» нуждается не в предисловии, а в продолжении, которым я и снабдил пьесу в должном месте.

Англичане не уважают родной язык и упорно не желают учить детей говорить на нем. Написание слов у них столь чудовищно, что человеку не научиться самому произносить их. Ни один англичанин не откроет рта без того, чтобы не вызвать к себе ненависти или презрения у другого англичанина. Немецкий и испанский языки вполне доступны иностранцам, но английский недоступен даже англичанам. Энергичный энтузиаст-фонетист – вот кто требуется сейчас Англии в качестве реформатора, потому-то я и сделал такового главным действующим лицом моей ныне столь популярной пьесы. Герои такого толка, тщетно вопиющие в пустыне, уже случались в последнее время. Когда к концу 1870-х годов я заинтересовался этой темой, прославленный Александр Мелвил Бел, изобретатель Наглядной Речи, уже давно эмигрировал в Канаду, где сын его изобрел телефон. Но Александр Дж. Элис еще оставался лондонским патриархом, его величественную голову прикрывала неизменная бархатная шапочка, за что он изысканно извинялся перед аудиторией. Он и Тито Пальярдини, еще один ветеран-фонетист, принадлежали к тем людям, к которым невозможно испытывать неприязнь. Генри Суит, тогда еще молодой человек, отнюдь не отличался присущей им мягкостью и к обыкновенным смертным он относился примерно так же снисходительно, как Ибсен или Сэмюэл Батлер[1]. Его талант фонетиста (а на мой взгляд, он лучше их всех знал свое дело) дал бы ему право на высокое официальное признание и, вероятно, возможность популяризировать любимую науку, если бы не его сатанинское презрение к академическим должностным лицам и вообще ко всем тем, кто греческий ставил выше фонетики. В те дни, когда в Южном Кенсингтоне возник Имперский институт и Джозеф Чемберлен расширял пределы империи, я подбил как-то раз одного издателя ежемесячного журнала заказать Суиту статью о значении его науки для Британской империи. Присланная им статья не содержала ничего, кроме издевательских нападок на профессора языка и литературы, чью должность, по мнению Суита, имел право занимать исключительно специалист по фонетике. Статью печатать было невозможно по причине ее пасквильного характера, и ее пришлось вернуть автору, а мне пришлось отказаться от мечты вытащить ее автора на сцену. Когда много лет спустя я встретил его после долгого перерыва, я, к удивлению моему, увидел, что он ухитрился из молодого человека вполне сносной наружности превратить себя (по чистому пренебрежению) в воплощенное отрицание Оксфорда и всех его традиций. Суита, очевидно, назло ему, втиснули в должность преподавателя фонетики. Будущее фонетики, возможно, и принадлежит его ученикам – все они молились на него, – но самого учителя ничто не могло примирить с университетом, за который, пользуясь святым правом, он тем не менее цеплялся, как самый типичный оксфордец. Смею предположить, что его записки, если он таковые после себя оставил, содержат кое-какие сатиры, которые можно будет опубликовать без особых разрушительных последствий лет этак через пятьдесят. Он, как мне кажется, вовсе не был недоброжелательным, скорее, я бы сказал, наоборот, но просто он не выносил дураков.

Те, кто его знал, угадают у меня в III акте намек на изобретенную им систему стенографии, с помощью которой он писал открытки и которую можно изучить по руководству ценой в четыре шиллинга шесть пенсов, выпущенному Кларендон Пресс. Именно такие открытки, о которых упоминает миссис Хигинс, я и получал от Суита. Расшифровав звук, который кокни передал бы как «зерр», а француз как «се», я затем писал Суиту, требуя с некоторой запальчивостью разъяснить, что именно, черт его подери, он хотел сказать. С безграничным презрением к моей тупости Суит отвечал, что он не только хотел, но и сказал слово «результат» и что ни в одном из существующих на земле языков нет другого слова, содержащего этот звук и имеющего смысл в данном контексте. Думать, что менее квалифицированным смертным требуются более подробные разъяснения – это уже было свыше суитовского терпения. Задуман его Универсальный алфавит был для того, чтобы безупречно изображать любой звук в языке, как гласный, так и согласный, держа при этом руку под любым наиболее удобным углом и делая самые легкие и беглые движения, какие нужны для написания не только «м» и «н», но также «у», «л», «п» и «к». Однако неудачная идея использовать этот оригинальный и вполне удобочитаемый алфавит еще и как стенографию превратила его в суитовских руках в самую неразборчивую из криптограмм. Первоначальной задачей Суита было снабдить исчерпывающим, аккуратным, удобочитаемым шрифтом наш благородный, но плохо экипированный язык. Но Суита увело в сторону презрение к популярной Питменовской системе стенографии[2], которую он окрестил ямографией. Торжество Питмена было торжеством умелой организации дела: еженедельная газета убеждала вас изучать систему Питмена; вам предоставлялись дешевые пособия и сборники упражнений и расшифровки стенограмм речей, а также школы, где опытные педагоги натаскивали вас до необходимого уровня. Суит же не умел подобным образом организовать спрос на себя. Его скорее можно уподобить сивилле, разорвавшей листы со своим пророчеством оттого, что ее никто не желал слушать. Учебник за четыре шиллинга шесть пенсов, собственноручно им написанный и залитографированный, никогда не имел пошлой рекламы. Быть может, однажды его и подхватит какой-нибудь синдикат и навяжет обществу, как «Таймс» навязал читателям Британскую Энциклопедию, но до тех пор, пока этого не произошло, его системе, безусловно, не одержать верха над Питменовской. За свою жизнь я купил три экземпляра Суита. Через издательство мне известно, что учебник его продолжает упорно вести здоровое затворническое существование. Я овладевал системой Суита дважды, в разные периоды своей жизни, и, однако, эти вот строки записаны по системе Питмена. Причина в том, что моя секретарша не умеет стенографировать по Суиту, так как волею обстоятельств обучалась по школе Питмена. Вот Суит и нападал в своих речах на Питмена так же тщетно, как Терсит на Аяка, и хотя язвительные нападки, может статься, и облегчали его душу, но повальной моды на Универсальный алфавит не обеспечили.

Пигмалион-Хигинс не есть портрет Суита, вся история с Элизой Дулитл для Суита была бы невозможна. Но, как вы увидите, в Хигинсе присутствуют черты Суита. Обладай тот телосложением и темпераментом Хигинса, он сумел бы поджечь Темзу. Будучи же самим собой, Суит как профессионал произвел на Европу такое впечатление, что сравнительная безвестность и непризнание Оксфордом суитовских заслуг до сих пор остаются загадкой для иностранных специалистов в этой области. Я не виню Оксфорд, так как считаю, что Оксфорд вправе требовать от своих питомцев хотя бы толики светской вежливости (видит Бог, ничего непомерного нет в этом требовании!). Хотя я хорошо понимаю, как трудно человеку талантливому, чью науку недооценивают, поддерживать безоблачно дружелюбные отношения с теми, кто ее недооценивает и отводит лучшие места менее важным дисциплинам (которые преподают без оригинальности и подчас не имея должных способностей), все же, коль скоро ты изливаешь презрение и ярость, вряд ли следует ожидать, что тебя будут осыпать почестями.

О последующих поколениях фонетистов я знаю мало. Среди них высится поэт-лауреат, которому, возможно, Хигинс обязан своим увлечением Мильтоном, но и тут я опять-таки отрицаю всякое портретное сходство. Если моя пьеса доведет до сознания общества, что есть на свете такой народ фонетисты и что они принадлежат в современной Англии к самым нужным людям, то она сделала свое дело.

Хочу похвастаться: «Пигмалион» пользуется большим успехом во всей Европе и Северной Америке и даже у себя на родине. Пьеса столь интенсивно и нарочито дидактична, и тема ее слывет столь сухой, это я с наслаждением сую ее в нос умникам, которые как попугаи твердят, что искусство ни в коем случае не должно быть дидактичным. Она льет воду на мою мельницу, подтверждая, что искусство иным и быть не должно.

www.booklot.org

Module 2i Starlight 9 класс перевод текста Баранова Дули

Перевод текста из учебника по английскому языку Starlight для 9 класса Баранова Дули на странице 40

Йохан Фридрих Фон Шиллер однажды сказал, «Кто ничего не отваживается, надежда потребности даром». В то время как участие в экстремальных видах спорта может дать Вам смысл свободы, я сильно полагаю, что они должны быть запрещены.

Для начала они включают высокий риск. Наиболее экстремальные виды спорта очень опасны для попытки и могут привести к серьезной травме или даже смерти. Это разрушительно для семей и друзей людей.

Что больше, экстремальные виды спорта очень дорогие. Они часто включают покупающее дорогое оборудование и едут в специальные местоположения с горами, снегом или огромными волнами, например. Это требует больших сумм денег.

С другой стороны, можно утверждать, что, в то время как есть определенное количество включенного риска, энтузиасты берут надлежащие меры безопасности. Они хорошо обучены и несут оборудование для обеспечения безопасности, которое помогает предотвратить рану. Кроме того, некоторые могут утверждать, что повседневные задачи также опасны. Больше жизней теряется каждый год через дорожные происшествия или стихийные бедствия, чем через экстремальные виды спорта.

В целом, в то время как экстремальные виды спорта захватывающие и забавные некоторым, я чувствую, что они должны быть запрещены. Они чрезвычайно опасны и люди, которые принимают участие в них, опасность для себя. Мне кажется, что запрет спас бы жизни многих людей.

Johann Friedrich Von Schiller once said, «Who dares nothing, need hope for nothing.» While participating in extreme sports can give you a sense of freedom, I strongly believe they should be banned.

To begin with, they involve high risk. Most extreme sports are very dangerous to attempt and can lead to serious injury or even death. This is devastating for people’s families and friends.

What is more, extreme sports are very expensive. They often involve buying expensive equipment and travel to special locations with mountains, snow or huge waves, for example. This requires large amounts of money.

On the other hand, it can be argued that while there is a certain amount of risk involved, enthusiasts take proper safety precautions. They are well-trained and carry safety equipment which helps to prevent injury. Also, some may argue that everyday tasks are also risky. More lives are lost every year through road accidents or natural disasters than through extreme sports.

All in all, while extreme sports are exciting and fun to some, I feel that they should be banned. They are extremely dangerous and people who take part in them are a danger to themselves. It seems to me that a ban would save the lives of many people.

5urokov.ru